Престиж сэра Роберта Оуэна

Как учит фильм «Престиж», каждый фокус состоит из трех действий. Первое — наживка, когда аудитории показан обычный предмет и ситуация (которые, на самом деле, не совсем обычные). Второе — превращение, когда фокусник совершает с якобы обычным предметом разные манипуляции. Третье — престиж, демонстрация результата.

 

Подводя итог публичному расследованию по делу Литвиненко, судья-председатель сэр Роберт Оуэн особо отмечал бывшего профессора Оксфордского университета Роберта Сервиса, который оказался «полезным и производящим самое глубокое впечатление свидетелем».

Помимо помощи в понимании вопросов, связанных сугубо с российской историей и политикой, профессор также дал совет, касающийся всего дела. «Нам надо быть по-настоящему осторожными… Русские хотят, чтобы мы объективно изучили доказательства — в научной среде, в суде или в рамках такого расследования, как это — чего, как они знают, никогда не происходит в их собственной стране. Поэтому нам ни в коем случае нельзя опуститься ниже наших признанных стандартов… Нам нельзя дать им возможность сказать, что мы не уважаем наши собственные стандарты».

Причем, уточняя свою мысль, он добавил, что имеет в виду, прежде всего, обычных граждан и только во вторую очередь правительство.

Кто предупрежден, тот вооружен. Доклад, ставший результатом публичного расследования дела Александра Литвиненко, был опубликован судьей Робертом Оуэном 21 января. Разумеется, он вызвал ожидаемую бурную официальную реакцию в Великобритании. «Доклад подтверждает то, в чем мы всегда были уверены», — сказал британский премьер-министр Дэвид Кэмерон. Влиятельный представитель оппозиционной Лейбористской партии Энди Бернэм охарактеризовал его как «один из самых шокирующих и неприятных докладов, когда-либо представленных в парламенте».

Вместе с тем, как и предсказывал профессор Сервис, доклад привлек огромное внимание со стороны активных представителей российской общественности. И многие из них были в восторге. Оппозиционный политик Алексей Навальный назвал его «весьма сенсационным». По словам обозревателя «Эхо Москвы» Юлии Латыниной, это — «потрясающий текст», «долгий, последовательный рассказ о том, как все происходило». «Текст написан прекрасным, внятным, неказенным английским языком — залюбуешься», — отметила в Facebook политолог Екатерина Шульман.

В свою очередь, представитель МИД России Мария Захарова назвала расследование «политизированным фарсом» и «театром теней». Она обвинила Лондон в использовании правовых механизмов для достижения политических целей.

Однако «политизация» — весьма размытое обвинение, которое сложно доказать. Обычно оно подтверждается экспертной оценкой. Корреспондент спрашивает политолога или политика, что он думает о том или ином судебном процессе. «Конечно, политизирован», — отвечает тот, руководствуясь зачастую больше интуицией, нежели знаниями.

Так же и с аргументацией Марии Захаровой. Она назвала расследование политизированным, но совершенно точно не анализировала его и не может наверняка указать на соответствующие признаки.

Мы решили восполнить этот пробел и взять на себя труд тщательно изучить доклад и ход расследования. Мы исходим из того, что политизация, если таковая имеет место быть, проявляется не в искажении фактов, а в их интерпретации, в домыслах и допущениях, а также в особенностях процедуры.

Интерпретация

В англосаксонском праве два основных критерия доказанности. В гражданском судопроизводстве это принцип большей вероятности (balance of probabilities), который заключается в выборе наиболее вероятной версии из предложенных. Задача суда — как раз решить, что более вероятно. В отличие от гражданского, в уголовном судопроизводстве действует принцип отсутствия обоснованного сомнения (beyond reasonable doubt). Иначе говоря, все выводы должны быть доказаны, а сомнения опровергнуты или признаны беспочвенными.

В деле Литвиненко сэр Роберт Оуэн руководствовался принципом гражданского судопроизводства (о чем он говорит в пункте 121). Он не ставил себе задачу установить все факты с абсолютной точностью, поскольку изначально был выбран более простой критерий. Екатерина Шульман назвала это «традицией катехизиса: автор сам себе задает вопросы и сам на них отвечает». При этом необходимо отметить, что подобный подход вполне обычный при проведении публичных расследований, и сам по себе выдающимся не является.

Эти нюансы судопроизводства важны, чтобы понять, в частности, следующие комментарии судьи. «Там, где я говорю “Я уверен”, я установил факт в соответствии с уголовным судопроизводством. Там, где я использую такие выражения, как “Я обнаружил” или «Я нахожу достаточным”, я руководствовался обычным гражданским критерием, т.е. принципом большей вероятности… Все другие выражения, — как, например, “возможное” (possible) положение дел, — означают не установленный факт, а ход моих мыслей», — пишет он в пункте 2.20 Введения.

В то же время эти нюансы важны, чтобы понять принципы формирования выводов, изложенных в докладе. Сэр Роберт Оуэн оперирует прежде всего вероятностями, благодаря чему имеет больше свободы для рассуждения и изложения собственного мнения. Это, может быть, не страшно, если бы не явное наличие у него предубеждения.

Именно предубеждением можно считать признание, которое председатель расследования делает в начале доклада. «Я всегда считал, что вопрос возможной ответственности Российской Федерации за смерть господина Литвиненко — один из самых важных, связанных с его кончиной», — пишет он в пункте 2.6 Введения.

Именно таким отношением можно объяснить все его слова и действия. Сначала, как коронер дознания, он настаивал на начале публичного расследования, чтобы получить доступ к секретным документам правительства, якобы подтверждающим прямое вовлечение России в совершение преступления. Затем — неоднократно настаивал на сохранении вопроса об ответственности России в перечне вопросов, на которые необходимо ответить расследованию. Однако в выводах он указывает только на «общедоступные» свидетельства как источник «серьезных оснований», говорящих о ее ответственности (пункт 9.187), тем самым позволяя заинтересованной общественности судить об убедительности его доводов.

Здесь надо понимать, что, во-первых, ответственность России вытекает из концепции «представителя государства» (agent of the state), которая подразумевает, что государство несет ответственность за деятельность своего представителя. Во-вторых, из предположения, что такого рода операцию, если бы ее действительно планировали госструктуры, должны были санкционировать на высшем уровне. В-третьих, из показаний самого Александра Литвиненко перед смертью.

Представителями государства в деле Литвиненко называются Андрей Луговой и Дмитрий Ковтун. Поэтому, чтобы доказать ответственность России, расследованию необходимо было сначала установить, какое отношение оба подозреваемых имели к российским спецслужбам.

Фактов их секретного сотрудничества расследованием установлено не было. Свидетели, опрошенные судьей, лишь предполагали такую связь, но не располагали точными сведениями о ней, оперировали домыслами. Поэтому основаниями для выводов о наличии такого сотрудничества стали (глава 9): а) военная служба в прошлом обоих подозреваемых и поговорка «бывших сотрудников КГБ не бывает», 2) предположения об источнике их бизнеса, 3) общая история разногласий между Литвиненко и российским руководством.

Также нет никаких фактов или достоверных свидетельств, указывающих на то, что такая операция действительно планировалась государственными структурами и каким-то образом согласовывалась.

В силу сказанного выше итоговый тезис о причастности бывшего директора ФСБ Николая Патрушева и президента страны Владимира Путина к преступлению теряет смысл. Не только в отношении их лично, но и как государственных институтов.

К сожалению, ни Алексей Навальный, ни Леонид Сторч, ни Екатерина Шульман, ни другие российские юристы и политологи, которые писали об итогах доклада, пытались перевести слово “probable” в докладе или проанализировать роль руководства России, либо не читали текст полностью, либо не проявили должного внимания, либо сознательно исказили смысл. Впрочем, то же самое можно сказать и о британских комментаторах.

Процесс

Консервативность англичан проявляется не только в повседневной жизни. Традиции играют роль и в политике и в судопроизводстве. Недаром английское право является прецедентным. Общие принципы проведения публичных расследований не уникальны, а повторяются из года в год десятилетиями. В них могут меняться детали, но преемственность в любом случае сохраняется.

Когда мы говорим о деле Литвиненко, надо понимать, что и дознание и публичное расследование шли в Англии по тем же правилам, по которым шли аналогичные процессы в прошлом. И в самом тексте, где говорится о принципах работы, можно найти ссылки на примеры, поданные предшественниками.

В связи с этим возникает вопрос: а насколько публичное расследование дела Александра Литвиненко отличалось от других? Тем более что важно не найти аналогичный пример, а выяснить общий подход. Что же нам показывает анализ последних пятнадцати лет?

Во-первых, доклад каждого расследования направляется прежде всего в правительство и только потом публикуется. Заинтересованность исполнительной власти диктует и необходимость рекомендаций, которые каждое расследование выносит. Однако в случае с делом Литвиненко никаких рекомендаций сделано не было. Доклад оканчивается общими выводами. Это особенно странно, учитывая, что в ходе дознания была версия, что британские спецслужбы не проявили должного внимания и не предотвратили убийство. Впоследствии в связи с формальным отсутствием достаточных оснований она была исключена.

Во-вторых, несложно обратиться к примерам прошлых публичных расследований, касавшихся международных инцидентов. Это дело аль-Свиди (2005), Бахи Мусы (2005) и продолжающееся расследование об Ираке. Первые два касаются убийств британскими солдатами иракских граждан и плохого обращения с ними. Последнее — обстоятельств принятия решений о начале и ведении войны в Ираке.

Каждое из этих расследований касается только обстоятельств преступлений. Ни в одном из них вопрос об ответственности британского правительства или отдельных министров не поднимается (несмотря на то, что заинтересованные стороны, как и в деле Литвиненко, настаивали на этом). При этом государственная принадлежность военнослужащих тут ни у кого не вызывала сомнений.

В практике публичных расследований в Великобритании, впрочем, были примеры, когда вопрос об ответственности правительства рассматривался. Едва ли не самым крупным таким делом можно считать расследование обстоятельств расстрела военными мирной демонстрации в Северной Ирландии в 1972 г. («Кровавое воскресенье»). Окончательные итоги были подведены только в 2010 г. Оснований говорить об ответственности британского и североирландского правительств расследование не нашло.

 

Профессор Роберт Сервис знал, что доклад о деле Литвиненко не останется без внимания. И он был прав. Однако мы не ищем виновных в деле Литвиненко и никого не оправдываем. Мы указываем на недочеты, которых так опасался профессор Сервис и которых не смог избежать сэр Роберт.

P.S. Эта статья предназначена для открытой дискуссии, и мы будем признательны за любые дополнения и уточнения, которые читатель сочтет нужным внести.